Илья Жегулев Корреспондент
Forbes встретился с Борисом Березовским за несколько часов до его смерти В журналистике
есть такая практика: иногда с главным героем публикации репортер встречается
«не под запись», только для того, чтобы тот объяснил свои действия, не давая
интервью. Березовский не встречался ни с кем из журналистов с момента решения
суда по его иску к Роману Абрамовичу. Он сменил телефон, не отвечал на
письма, не давал интервью. До вечера пятницы. Информация о нашей встрече и это интервью,
которое почти наверняка стало последним в его жизни, не должно было быть
опубликовано. Я пообещал это Борису Березовскому. Живому. Когда видел
его вчера. Теперь ситуация изменилась, я чувствую себя обязанным рассказать о
встрече, которая была одной из последних в его жизни. Встреча должна была состояться за день до
этого, но Березовский позвонил, извинился и сказал, что приболел. «Простуду
подхватил», – проговорил он еле слышным голосом. Но уже на следующий день днем
он перезвонил и предложил подъехать. В ресторане при отеле Four Seasons было
шумно. Играл рояль, рядом вели переговоры арабские предприниматели. «Как вы себя чувствуете?» — спросил я
Березовского, чтобы как-то начать разговор. «Спасибо, хорошо. А что вы спрашиваете?» —
немного нервно переспросил Березовский. Выглядел он неважно. Потертая черная
водолазка, повязанный наспех черный шарф, пиджак. Березовский смотрел на меня
испытывающе, исподлобья. Ему было важно, чтобы я отключил все средства записи,
чтобы это был простой разговор, а не интервью. Я пытался с ним говорить о
бизнесе, но быстро понял: бизнес давно перестал быть темой интересов
Березовского. — Не я управлял бизнесом. Когда деньги за ОРТ
и «Сибнефть» пришли, я отдал Бадри (Бадри Патаркацишвили. — Forbes), полностью
передоверил ему управление своими финансами. На политические проекты я брал
столько, сколько мне было нужно, остальным занимался он. — То есть вас Бадри практически
подставил? — Я всегда плохо разбирался в людях, в их
человеческих качествах. Я всегда оценивал их ум, смелость, но заблуждался я и в
случае с Бадри. — Но это же один из ваших самых
близких друзей... — Я и сегодня его оцениваю как друга. Но ни с
Абрамовичем (Романом Абрамовичем. — Forbes),
ни с Бадри я не позаботился оформить договоренности документально. — А как же процедура
бизнес-развода, которую вы запустили еще до ухода из жизни Бадри? — После того как повысились политические
риски, мы с Бадри решили объявить публично о разводе, что мы начинаем процедуру
развода. Это была защита против атаки на наши активы. Развод никогда не был
реальным. Мои отношения с ним никогда не были как отношения настоящих
партнеров. Партнеры должны были позаботиться об экстремальных случаях. Березовский сделал паузу и слабо улыбнулся: — Я не ожидал, что Бадри умрет раньше меня.
— Вы скучаете по России? — Вернуться в Россию... Ничего я больше так
не хочу, как вернуться в Россию. Когда даже завели уголовное дело, я хотел
вернуться в Россию. Даже когда завели уголовное дело! Только по совету Елены
Боннер остался. Главное, что я недооценил, — что мне настолько дорога Россия,
что я не могу быть эмигрантом. Я изменил многие свои оценки. В том числе
самого себя. Это касается того, что есть такое Россия и что есть Запад. Я
абсолютно идеалистически представлял возможность построения демократической
России. И идеалистически представлял, что такое демократия в центре Европы.
Недооценил инертность России и сильно переоценил Запад. И это происходило
постепенно. Поменял свое представление о пути России... Я не должен был уезжать из России... — Если вы остались в России, то
вы бы сейчас сидели в тюрьме. Вы этого хотите? — Сейчас, оглядываясь на то, как я прожил эти
годы в Лондоне... Березовский медленно посмотрел перед собой,
потом прижал руку к груди — она у него тряслась. Он повернулся ко мне и долго
смотрел мне в глаза. Наконец сказал: — У меня нет сейчас ответа на этот вопрос...
Ходорковский... сохранил себя. Тут Березовский посмотрел под ноги, потом
быстро кинул взгляд на меня и стал говорить быстро, как будто оправдываясь: — Это не значит, что я потерял себя. Но я
пережил гораздо больше переоценок, разочарований. Ходорковский все же меньше.
Я... потерял смысл. — Жизни? — Смысл жизни. Я не хочу сейчас заниматься
политикой. — А что же делать? — Я не знаю, что мне делать. Мне 67 лет. И я
не знаю, что мне дальше делать. Березовский долго-долго смотрит мне в глаза. После этого некогда самый могущественный
бизнесмен и политик России говорит, что хочет вернуться в науку и был бы
счастлив в России заняться ею, ведь когда-то он носил звание действительного
члена Российской академии наук. Однако когда я предложил подробно поговорить о
науке, Березовский явно не горел желанием общаться на эту тему. Похоже, он сам
не верил ни в возвращение на родину, ни в в науку. Стараясь ободрить, обещаю,
что в следующий раз встречусь с ним в Москве... в Академии наук. На что
Березовский мрачно усмехается: —
Хорошее уточнение. Источник
http://www.forbes.ru/sobytiya/obshchestvo/236176-poslednee-intervyu-borisa-berezovskogo-ya-ne-vizhu-smysla-zhizni