|
sobesednik.ru Михаил Ходорковский: На семьдесят процентов мои представления о
целях, о стратегических путях развития России совпадают с путинскими
Жарова Валерия
Михаил Ходорковский
сегодня – самый известный в мире россиянин. Даже если в тюрьме ему, как он сам
признается, больше всего не хватало общения с умными собеседниками, и даже если
считать себя умным собеседником, – стыдно обременять его. Но и оторваться от разговора
с ним невозможно – это тот уровень самообладания, прямоты и анализа, от
которого мы отвыкли.
С
похожим чувством Россия в 1856 году встречала декабристов: ждала увидеть
дряхлых стариков, а дряхлыми-то оказались те, кто остался. Приехали свежие,
бодрые, умные, с огоньком 1820-х в глазах.
–
Начну со странного вопроса: с каким чувством вы узнали о смерти Березовского?
–
Можете верить или не верить – но вообще я вру очень редко, не вижу в этом
необходимости. Я почувствовал сильную горечь – от самого факта смерти. И
определенное недоверие – по поводу ее причины. Я знал Березовского бог знает
сколько лет. Он был прежде всего жизнелюбом, и представить себе, что такой
человек добровольно сведет счеты с жизнью, невозможно. Однако не доверять
британским коронерам тоже нет никаких причин.
– А
не было у вас ощущения, что вот уехал человек, и его там достали, а вы вопреки
всем советам остались, и с вами теперь ничего уже не сделаешь?
– Вы
все-таки думаете, что его достали?
– Не
физически, нет. Просто сделали жизнь невыносимой.
–
Если бы захотели, они бы и мою жизнь легко сделали невыносимой.
–
Был недвусмысленный, широко известный сигнал начальству колонии от руководства
ФСИН – «мочить козла». Хотя «козел» на лагерном сленге – вполне определенное
понятие, примененное здесь явно не по делу.
–
Да, я слышал. Почему это требование «мочить» или «прессовать» не было
последовательно проведено в жизнь – объяснить трудно, но, вероятно, дело в
изначальной слабости вертикалей, где каждый боится ближайшего начальника и
боится взять на себя полную ответственность. Вертикаль вообще достаточно слаба
сегодня – именно потому, что каждый испытывает личный страх. А почему меня
вообще не убили – на этот вопрос у меня нет ответа, я рассчитываю получить его
от кого-либо из умных собеседников. Ничто не мешало. На мнение Запада давно и
откровенно плевать.
–
Может, просто боялись испортить карму?
–
Верят ли они в карму?
– У
меня есть, знаете, не очень рациональное объяснение. Вы его двойник, как в
«Тени» у Шварца. Вот он и боялся... Понимаете?
–
Сильная версия.
– Но
ясно же, что многими вы именно так и воспринимаетесь, потому-то он и впился
именно в вас...
–
Почему он впился именно в меня – ответ как раз вполне рациональный: был
конкретный человек, который клал на стол президенту аналитические справки. Этот
конкретный человек в этих справках повторял, что я стратегически опасен, что я
хочу отдать Западу контроль над российской нефтью и т.д. Фамилия этого человека
многократно называлась – во всяком случае, других кандидатур я тут не вижу.
–
Это Игорь Сечин?
– Я
думаю, что это так. И я, повторяю, редко говорю не то, что думаю. Но насчет
двойничества... Мне не хотелось бы разочаровывать тех моих сторонников и
защитников, которые хотят видеть меня своим либеральным единомышленником.
Однако процентов на семьдесят мои представления о целях, о стратегических путях
развития России совпадают с путинскими. Я – государственник и этого не скрываю.
Наиболее грозной опасностью мне тоже представляется распад России.
Иное
дело, что представления о средствах различаются радикально. Меня в свое время
сильно позабавила статья Черкесова о чекистском крюке, на котором удержалась
Россия. Если вы падаете в пропасть и вас ловят крюком, попадающим под ребро, –
это ненамного лучше падения. Есть лекарства, которые ненамного легче болезни.
Да, Путин в свое время спас страну от развала, но неверно было бы говорить, что
у страны не было альтернативы. Она есть всегда. В тот момент, думаю, это был
Примаков. Он лучше и глубже представлял ситуацию, он был опытнее, у него был
другой опыт жизни и работы. Он, думаю, протянул бы не крюк, а руку.
–
Хотелось бы получить от вас рецепт такого самосохранения. Может, гимнастика
какая-то особенная? Лимонов вон в Лефортово сто раз отжимался на кулаках.
–
Самосохранения духовного или физического?
–
Всякого.
–
Что касается физического, я каждое утро до тюрьмы бегал пять километров и
вообще всегда старался много ходить. В тюрьме и в лагере тоже. А духовное... Я
не знаю, что вы обо мне после этого подумаете, но когда совсем-совсем плохо,
действительно плохо, – вы не пробовали читать «Отче наш»?
–
Да, конечно.
–
Это действительно помогает. Автор этого текста знал, что предложить.
Источник
http://sobesednik.ru/incident/20131226-mikhail-khodorkovskii-na-semdesyat-protsentov-moi-predstavleniya-o-rossii-sovpaday
|
