Александр СКАКОВ Материал подготовлен на основе выступления автора в
ходе научного семинара "Западный Кавказ между прошлым и будущим" На сегодняшний день ситуация на Кавказе
определяется двумя основными факторами – долгосрочными последствиями войны
08.08.08 и обостряющимся кризисом вокруг Ирана. Главным последствием
августовской войны стала ликвидация её главной причины: расширение НАТО на
восток остановлено, по крайней мере, надолго. Вмешательство России
продемонстрировало своего рода «красную черту», а бессилие Вашингтона,
переложившего ответственность за разрешение кризиса на Евросоюз, определило
границы ответственности и могущества альянса. С другой стороны, любой статус (как и
статус-кво) нуждается в периодическом подтверждении. Инертность внешней
политики России в 2009-2012 гг., успех НАТО в Ливии, зашедшее слишком далеко
обострение кризиса в Сирии – все это подпитывает уверенность «ястребов» в
возможности «переиграть» историю. Поэтому можно предвидеть, в случае падения
режима Башара Асада, неизбежного в этом случае удара по Ирану и продолжения
своего рода «страусиной политики» со стороны России – начало нового раунда
«битвы за Кавказ». Но в этом случае, вероятно, поводом и плацдармом для прихода
НАТО в регион станет уже не Грузия с отколовшимися республиками, а зона
Нагорно-Карабахского конфликта. Переход его в военную фазу неизбежно приведет к
появлению там в роли миротворцев натовских военных, а соблазн приема в альянс
не только Грузии, но и усмиренных и ограниченных в своих амбициях Армении и
Азербайджана (именно вместе) станет непреодолим. В этой связи последствия событий августа 2008
г. для России и её внешней политики можно охарактеризовать как «упущенные
возможности». К примеру, после августа 2008 г. Россия могла, используя весь
набор дипломатических методов, подтолкнуть и ускорить разрешение
нагорно-карабахского конфликта. Бакинские власти находились в нервозном и
достаточно напуганном состоянии, а Турция в августе 2008 г. продемонстрировала
по отношению к России своего рода «дружественный нейтралитет». Именно после
«августовской войны» активизировался процесс армяно-турецкого примирения, что
соответствовало интересам Москвы. Но этим кредитом мы распорядились не самым
лучшим образом – единственным дивидендом стала расплывчатая и беззубая
Московская декларация президентов трех стран (России, Армении, Азербайджана) от
2 ноября 2008 г. Кроме того, после 08.08.08 и признания
независимости Абхазии и Южной Осетии к России повернулись многочисленные и
влиятельные северокавказские (в первую очередь, адыгские и абхазские) диаспоры
в Турции и странах Востока. Опять же, не было сделано всех необходимых шагов
для того, чтобы закрепить эту тенденцию и прочно привлечь их на свою сторону,
предоставив той же Грузии возможность спустя несколько лет использовать их
против России. Список упущенных возможностей можно продолжить. Кстати говоря, похожий список утраченных
возможностей можно положить и перед Евросоюзом. Выступив, и, в целом,
достаточно успешно, в роли посредника в урегулировании российско-грузинского
конфликта, ЕС в дальнейшем несколько растерял полученный при этом политический
капитал. Во многом, конечно, это было обусловлено разразившимся экономическим
кризисом, хотя сводить к нему всю проблему я бы не стал. Турция, сделавшая после 2008 года ряд смелых и
многообещающих шагов, затем фактически сменила свою политику на 180 градусов.
Провозгласив политику «ноль проблем в отношениях с соседями», Турция на деле
создала проблемы со всеми своими соседями. Получилось новое издание
«неоосманизма», продемонстрированное в изменившемся мире, продолжающем считать
Турцию, по сути, частью «третьего мира». Амбиции Анкары пока не подкреплены ни
экономической мощью (при всей очевидности экономических успехов страны), ни
уважением со стороны мировых центров силы. Турция, по сути, осталась в
одиночестве, умудрившись в последнее время несколько подпортить отношения и с
Россией (а эти отношения, напомню, в последнее десятилетие находились, можно
сказать, на взлете). Таким образом, и Турция, по сути, не использовала
открывшиеся перед ней новые возможности. Возникает вопрос – насколько возможное в
случае масштабного конфликта вокруг Нагорного Карабаха падение влияния России
на Южном Кавказе скажется на ситуации на Северном Кавказе? И, напротив, каким
образом ситуация на Северном Кавказе может повлиять на ситуацию в Закавказье?
Очевидно, что обострение ситуации в Прикаспийском регионе (включающем как Иран,
так и Азербайджан и НКР) крайне деструктивно скажется на неустойчивой ситуации
в Дагестане. Уже достаточно давно напрашивался вопрос: не ударят ли бумерангом
по Грузии её имевшие место до недавнего времени попытки создать для России
проблемы на Северном Кавказе, разыгрывая «черкесскую» карту? События 28-30
августа 2012 г. в ущелье Лопоты (Восточная Грузия) четко продемонстрировали
невозможность отделить Южный Кавказ от Северного и неизбежность
катастрофических последствий для Грузии в случае потенциально возможного
масштабного взрыва к северу от Главного Кавказского хребта. В настоящее время,
по крайней мере, есть некоторые основания надеяться, что с приходом к власти
коалиции «Грузинская мечта» политика Михаила Саакашвили по расшатыванию
ситуации на Северном Кавказе сменится конкретными шагами в прямо
противоположном направлении. В то же время, нельзя исключать, что обострение
ситуации в зоне нагорно-карабахского конфликта совпадет с обострением ситуации
в Северокавказском регионе, которое, в свою очередь, может совпасть с
Олимпиадой 2014 г. в Сочи. В условиях намечающегося ухудшения
российско-турецких отношений нельзя исключать и сценария резкого роста влияния
Турции в регионе, в качестве одного из инструментов которого может попытаться
использовать именно Абхазию. Важной проблемой региона, препятствующей
мирному процессу, является неурегулированность российско-грузинских отношений,
а, вернее, фактическое отсутствие отношений между двумя соседними странами.
Учитывая нереалистичность в обозримой перспективе достижения взаимоприемлемого
разрешения конфликтов вокруг Абхазии и Южной Осетии (необходимо понимать, что
Россия не откажется от признания независимости данных стран, а о признании их
независимости не только Грузией, но и её покровителями в ближайшее время
говорить не приходится), при работе над восстановлением российско-грузинских
отношений целесообразно максимально дистанцироваться от этих вопросов. Не
думаю, что, правы некоторые эксперты, предполагающие, что после ухода М.
Саакашвили «Москва и Тбилиси начнут договариваться по Южной Осетии» или что
«после 2013 г. у Москвы возникнут стимулы, чтобы проявить большую гибкость».
Первые шаги, которые могут сделать руководители обеих стран, носят
исключительно гуманитарных характер. Россия должна максимально облегчить
визовый режим для граждан Грузии (в настоящее время получение ими российской
визы, как правило, проблематично), руководство Грузии должно отменить или
скорректировать «Закон об оккупированных территориях», по которому уголовному
преследованию подлежит гражданин любой страны, въехавший в Абхазию или Южную
Осетию с российской территории. Кроме того, Россия должна допустить на свой
рынок грузинские товары и отказаться от связанных с этим мер давления на своих
партнеров. Это полностью соответствует обязательствам, взятым РФ на себя в рамках
ВТО (невыполнение этих обязательств должно в любом случае иметь под собой
серьезные основания), и ни в коей мере, учитывая объем российского рынка и
производственные мощности грузинской экономики, не угрожает экономической и
политической безопасности России. В дальнейшем основной упор должен делаться на
восстановление контактов между жителями России и Грузии и обществами обеих
стран. Это беспроигрышная политика, ни в коей мере не угрожающая долгосрочным
интересам России и её союзников. Такие действия, безусловно, могут не
предполагать на первоначальных этапах восстановления дипломатических отношений.
Да и само такое восстановление ни в коей мере нельзя рассматривать как
самоцель. При дипломатических контактах необходимо в
полной мере использовать все имеющиеся площадки и контакты, в противном случае
позиция России окажется заведомо слабой в глазах общественного мнения и
международных организаций. А это, в свою очередь, может иметь крайне неприятные
последствия, в том числе, в виде актуализации идеи вступления Грузии в НАТО
(что уже и происходит в рамках Парламентской ассамблеи НАТО). Как на различных
площадках озвучивает грузинская сторона, Тбилиси за последние три-четыре недели
сделал достаточно шагов (в том числе и конкретных) навстречу Москве. Это: - поддержка Олимпиады в Сочи и готовность
скорректировать свою северокавказскую политику, - прекращение вещания канала ПИК, - возвращение в Грузию российских телеканалов, - назначение спецпредставителя по отношениям с
Россией, - заявление о возможности корректировки
«Закона об оккупированных территориях», - заявление о возможности восстановления
железнодорожного сообщения через Абхазию, - намерение легализовать на территории Грузии
внутренние абхазские и юго-осетинские паспорта. Скорее всего, в скором времени грузинское
министерство по реинтеграции будет переименовано в министерство по
урегулированию конфликтов. Безусловно, практически все названные мною
сейчас шаги Тбилиси носят чисто декларативный характер, а некоторые из них при
желании могут быть очень быстро отыграны назад. Тем не менее, все они
производят серьезный пропагандистский эффект. При этом, как подчеркивает
грузинская сторона, односторонние шаги навстречу Москве не могут продолжаться
до бесконечности, если Россия будет демонстрировать неконструктивный подход. В
Тбилиси также отмечают и демонстрируют это Западу, что существует тенденция
отгородить «железным занавесом» Абхазию и Южную Осетию, и эта инициатива,
лежавшая ранее в основе политики Саакашвили, сейчас исходит от Москвы. В то же
время, Запад, и именно на это делается основная ставка, видит те шаги, на
которые идет Грузия, и воспринимает их позитивно. Таким образом, в том случае,
если Россия и дальше не будет замечать шагов со стороны Грузии, на Западе изменится
отношение к вопросу приема Грузии в НАТО, и как раз на это надеется новое
грузинское руководство. В Тбилиси делают сейчас ставку на то, что прием Грузии
в НАТО состоится в относительно близком будущем, но будет обставлен рядом
условий. Брюссель и Тбилиси сделают совместное заявление о неприменимости
статьи 5 Устава НАТО к конфликтам на территории Грузии до восстановления
территориальной целостности страны. Последствия такого развития событий будут
крайне негативны и опасны как для Москвы, так и для будущего Абхазии и Южной
Осетии. Сейчас главным препятствием к началу конкретных переговоров о членстве
Грузии в НАТО является позиция Германии, следующей в этом вопросе в фарватере
политики Москвы. В Тбилиси уверены, что неконструктивная позиция Москвы в
вопросе грузино-российских отношений вынудит Германию изменить свою позицию. Более продуктивной для России была бы тактика,
которую можно охарактеризовать как «задушить Грузию в объятьях»: вести диалог с
новой грузинской властью и обществом этой страны на всех возможных уровнях,
идти на обсуждение любых проблем, демонстрируя при этом многообразие нерешенных
и с трудом поддающихся решению вопросов, которые, конечно, при наличии доброй
воли с обеих сторон со временем могут быть успешно решены. В частности, кроме
переговоров о восстановлении функционирования железной дороги через Абхазию,
можно и нужно поднимать вопросы о модернизации Военно-Грузинской дороги
(Владикавказ-Тбилиси), о восстановлении Военно-Осетинской дороги через
Мамисонский перевал (дорога проходит фактически за пределами границ Южной
Осетии), о возвращении к проекту Кавказской перевальной железной дороги
(Владикавказ-Тбилиси). Параллельно с этим и независимо от исхода этих
переговоров имеет смысл модернизировать Транскам (что уже происходит) и
вернуться к разработке проекта многострадальной Военно-Сухумской дороги
(Сухум-Черкесск), от которой в недавнее время отказались под несколько спорными
предлогами (1). Здесь встает и еще один важный вопрос,
связанный с дальнейшей судьбой освобожденной в 2008 г. верхней части Кодорского
ущелья, через которую и должна была пройти новопостроенная т.н.
Военно-Сухумская дорога. Этот стратегический регион в стыке границ Абхазии,
Грузии и РФ после добровольного исхода большей части сванского населения (по разным
оценкам, из нескольких тысяч осталось 100-150 человек) обезлюдел. В этой связи
было бы целесообразно продумать в качестве жеста доброй воли вопрос о
возможности возвращения именно сюда (в Кодорское ущелье (2)) беженцев адыгской
и абхазской национальности из Сирии. «Забота о соотечественниках», «возвращение
на родину потомков махаджиров», «восстановление исторической справедливости» -
это только часть тезисов, которые могли бы быть озвучены и реализованы в данном
вопросе, выбивая «черкесскую карту» из рук антироссийски настроенных кругов. Несмотря на быстрое и хорошо заметное
изменение подходов и тональности политики Тбилиси, серьезных геополитических
изменений в регионе ждать не приходится. Грузия продолжит следование в
фарватере американской политики, хотя Вашингтон продемонстрировал позитивный
результат своей поддержки Тбилиси, создав прецедент легитимной и спокойной
смены власти в регионе Южного Кавказа. На контрасте с ситуацией в других
государствах Южного Кавказа тактика Вашингтона смотрится выигрышно, а пример
Грузии оказывается привлекательным. В России в последние годы вышли две книги с
похожими названиями: «Почему у Грузии получилось?» и «Почему у Грузии не
получилось?». Обе книги – заказные и, видимо, щедро оплаченные, хотя и из
разных источников. Так вот, не знаю, как у Грузии, а у грузин, все же
«получилось». Получилось сменить власть в собственной стране, без
кровопролития, без массовых акций протеста, без тотальных фальсификаций. Этот
пример важен не только для Южного Кавказа, но и для всего постсоветского
пространства. Думается, что политика нового руководства Грузии, не изменившись
по существу, станет более выдержанной, логичной и предсказуемой, без метаний в
крайности и опасных для самого Тбилиси авантюристичных игр. Вряд ли в Грузии сейчас
возможны серьезные внутренние проблемы, предсказания о возможности «гражданской
войны» в стране не основаны ни на чем, кроме надежд и чаяний их авторов. Другое
дело, что в случае серьезного кризиса в регионе, связанного, скорее всего, с
ударом США и/или Израиля по Ирану, а также с возобновлением горячей фазы
нагорно-карабахского конфликта, Грузии окажется в достаточно уязвимом
положении. Это связано и с неурегулированностью абхазского и южно-осетинского
конфликтов, и с наличием на территории страны значительных и влиятельных
армянского и азербайджанского меньшинств. Наконец, угрозой для Грузии может
стать и ситуация на Северном Кавказе, которая столь самонадеянно и
авантюристично разжигалась режимом Саакашвили. Четкая и продуманная программа внешней политики
у нового руководства Грузии пока, все же, отсутствует, а имеющиеся «наброски» и
«прикидки» в силу объективных причин вряд ли реализуемы. Тбилиси, и это вполне
логично, будет пытаться максимально «развести» две тематики, которые ранее, в
эпоху Саакашвили, были механически соединены друг с другом. Это проблемы
грузино-российских отношения (не сводимых к тезису об «оккупации») и проблемы
взаимоотношений Грузии и грузин с Абхазией и абхазами, с Южной Осетией и южными
осетинами. Если это удастся сделать и если это ещё не поздно сделать – это
будет серьезный шаг вперед. Для Грузии, для стабильности в регионе, для
возвращения в политику и международные отношения чувства реальности. Тбилиси
попытается сделать ставку на то, что Сухум и Цхинвал станут тяготиться излишней
«опекой» со стороны Москвы. Если при этом новое руководство Грузии будет
способствовать «открытию» бывших автономий для внешнего мира – у этой политики
может быть будущее. Москве было удобнее проводить свою политику в эпоху
скомпрометированного Саакашвили, работать с новым руководством Грузии Кремлю
будет тяжелее. По сути, это серьезный вызов политике Москвы в регионе. Крайне
важно, сумеет ли Кремль на него ответить и будет ли этот ответ адекватным. Пока
что, на сегодняшний день, в качестве фактора, облегчающего положение Москвы,
можно определить отсутствие у нового грузинского руководства и у его западных
советников четкой и логичной программы по выстраиванию своих отношений с РФ,
Абхазией и Южной Осетией. Необходимо не забывать, что мы существует не в
безвоздушном вакууме, а в глобализирующемся мире, где любые наши действия
тщательно отслеживаются и анализируются нашими друзьями и нашими врагами.
Неумение ответить на возникшие вызовы и поставленные вопросы, запоздалая,
шаблонная и неадекватная реакция на нарастающие проблемы – все это ослабляет
наши (России, Абхазии, Южной Осетии) позиции на мировой арене и, безусловно,
негативно скажется в дальнейшем. С неадекватным игроком, к тому же не умеющим
играть, никто не сядет за игровой стол. Политика может и должна быть циничной,
но последовательной и честной, а ее цели должны быть ясно и четко определены. Непросчитанность российской внешней политики
на Кавказе, определяемой иной раз не союзническими обязательствами и
национальными интересами, а сиюминутными целями, предопределяет общий дрейф
всего региона Южного Кавказа от России, стремление дистанцироваться от Москвы.
Это долгоиграющий тренд, и я пока не вижу перспектив его изменения в ближайшем
будущем. Тем не менее, он парадоксальным образом сочетается с сохраняющейся
взаимозависимостью ситуации на Южном Кавказе от северокавказской проблематики.
Но эта взаимозависимость не является константой, она также может иметь
тенденцию к размыванию и фрагментации. Как представляется, эту
взаимозависимость поддерживают в первую очередь действия самих мировых и
региональных игроков – война 2008 г., признание Россией независимости Абхазии и
Южной Осетии, действия режима Саакашвили по созданию проблем для Москвы на
Северном Кавказе и т.д. Хотя имевшие место в свое время прогнозы некоторых
аналитиков о возможности влияния признания Россией независимости Абхазии и
Южной Осетии на стабильность на Северном Кавказе не оправдались, сухумский и
цхинвальский прецеденты не были восприняты в качестве образца для подражания. Парадоксальным
образом эта сохраняющаяся взаимозависимость сочетается с максимальным за всю
обозримую историю разрывом транспортных коммуникаций между Северным и Южным
Кавказом. Именно в эту тенденцию укладывается отказ от строительства дороги
Черкесск-Сухум. Фрагментация политического поля региона,
углубление существующих разделительных линий, укрепление независимости
процессов, идущих, к примеру, в Абхазии от процессов, развивающихся на
Северо-западном Кавказе или в Южной Осетии – все это, с одной стороны,
увеличивает управляемость локальными трендами, облегчая задачу для правящей
элиты. С другой – такая политика делает любой мини-регион (отдельный субъект
Российской Федерации или Абхазию и Южную Осетию) более уязвимым перед
глобальными процессами или перед ведущими мировыми игроками. Создание в регионе
Большого Кавказа новых «железных занавесов» или «Великих Китайских стен» будет
носить только сиюминутный положительный эффект. (1) Любые сомнения о возможности проникновения
исламской идеологии или боевиков из КЧР в Абхазию (а в условиях идущей
глобализации для их проникновения не нужна такая дорога) можно парировать
тезисом о необходимости установления действенного пограничного контроля. (2) Собственно, именно здесь и проживала
заметная часть абхазского этноса до трагических событий второй половины XIX в. Источник http://www.kavkazoved.info/news/2013/01/17/situacia-na-kavkaze-i-sochinskaja-olimpiada-2014-novye-vyzovy-i-ugrozy.html
