riss.ru Так кто же ведёт на Украине «гибридную войну»?
Семён Георгиевич Дьяков
Суверенная Украина фактически прекратила своё существование в феврале 2014 года
«Гибридная война» – новый термин по-разному используемый не только национальными научными (преимущественно политологическими и военными) школами, но и отдельными специалистами. В то же время в целом сложился консенсус относительно круга описываемых данной концепцией явлений. В исходном, выдвигаемом специалистами США, значении «гибридная война» – комплекс экономических, политических, информационно- пропагандистских, диверсионных, террористических, а также любых иных действий, сочетающихся с традиционными военными мероприятиями, способных нанести ущерб предполагаемому противнику.
В традиционном для Запада понимании «гибридная война» тесно связана с асимметричными конфликтами и, как правило, предполагает действия более слабого противника, прибегающего к неконвенциональным и зачастую преступным мерам в противостоянии с более сильным участником конфликта. Для гибридной войны также характерно участие негосударственных акторов – от национально-освободительных движений до наёмников из личных армий олигархов и крупных банд. В рамках подобного достаточно широкого понимания любая гражданская война носит признаки гибридного конфликта.
Российские специалисты справедливо указывают на то, что гибридные конфликты зачастую провоцируются более сильными участниками противостояния либо третьей не всегда явной заинтересованной стороной. Политика США представляет массу примеров подобных действий в Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в отношении Китая и России. В этом контексте «гибридная война» – метод участия в противостоянии в системе более широких межгосударственных отношений и взаимодействия негосударственных акторов политических процессов.
Отдельное направление исследований «гибридной войны» – осмысление практики применения данного термина. В рамках этого подхода «гибридная война» рассматривается прежде всего как информационно-пропагандистский внешнеполитический конструкт, призванный, с одной стороны делегитимизировать противника, а с другой в случае надобности – придать легитимности и максимальной свободы применению США и их союзниками традиционных военных средств.
«Гибридная война» как идеологический штамп западной антироссийской пропаганды
Поскольку западная концепция «гибридной войны» тесно связана с различными формами терроризма и иными нарушениями правил и обычаев войны неудивительно, что обвинение в использовании её инструментария стало достаточно распространённым среди представителей западного политологического сообщества и средств массовой информации в отношении внешнеполитических соперников и государств, проводящих самостоятельную внешнюю политику[i]. Особенно часто понятие «гибридная война» стало фигурировать в западной прессе и научной литературе[ii] в связи с событиями на Украине. Учитывая неконвенциональный характер «гибридных войн», распространённое обвинение России в ведении подобной войны против Украины призвано нанести максимальные имиджевые потери Российской Федерации и поставить её высшее руководство на одну доску с ХАМАС, ИГИЛ и другими террористическими организациями.
Не менее активно применяется обвинение в гибридных операциях для обоснования легитимности применения военной силы вне рамок вооруженных конфликтов. Так, одной из форм гибридной войны, упоминаемой практически всеми специалистами, являются кибернетические атаки. Более того, современная доктрина информационной безопасности НАТО предполагает возможность применения вооруженной силы в ответ на кибернетические атаки, представляющие значительную угрозу для стран-участниц. В этой связи чрезвычайно показательно уничтожение государственных режимов Афганистана и Ирака, обоснованное слабо доказанными обвинениями в поддержке этими режимами международного терроризма.
Обвинение России в ведении «гибридной войны» против Украины позволяет западным политикам подвести теоретическую базу под широкий спектр средств внешнего воздействия на Российскую Федерацию – от экономических санкций до поставок оружия и посылки инструкторов враждебным интересам России и её союзников группам.
Признаки гибридного конфликта на Украине и вопросы легитимности
Вне зависимости от целесообразности выделения «гибридных войн» как специфического явления, кризис на Украине обладает рядом свойств, которые можно отнести к конфликтам такого рода.
Для «гибридной» войны характерно участие в конфликте различных негосударственных формирований. Конфликт на Украине отвечает этой особенности, так как, несмотря на формальное включение «добровольческих батальонов» в состав минобороны и МВД страны, они по-прежнему сохраняют определённую независимость в вопросах комплектования, снабжения и управления. Аналогичная ситуация наблюдается и в корпусах ВСН.
Показательна втянутость в конфликт гражданского населения как в качестве волонтёров, фактически выполняющих функции тыловых подразделений, так и в качестве мирных жителей, несущих ущерб от конфликта.
Достаточно чётко в «гибридной войне» на Украине прослеживается информационно-идеологическая составляющая. Здесь, как и во всякой гражданской войне, большое значение имеют идеология, настроения не только непосредственных участников боевых действий, но и населения, поддерживающего различные группы. Особая важность придаётся информационным кампаниям, психологическим операциям. Одновременно, в условиях современных вещательных сетей, информационное противоборство тесно связано с физическим контролем над ретрансляторами – т.е. с контролем над территорией.
Особое значение в контексте информационного противоборства приобретает целеполагание субъектов конфликта. С самого начала кризиса Майдан был ориентирован на Россию – достаточно упомянуть наглядную агитацию, призывавшую к аналогичным действиям в Москве. Характерна и деятельность российской оппозиции, активно поддерживающей киевские власти в информационном пространстве.
Документ, определяющий военную политику Украины, – военная доктрина прямо обозначает Россию как военного противника. Причём претензии Киева распространяются непосредственно на территорию России – Крымский полуостров, в отношении которого предпринимаются активные действия гибридного характера: введена продовольственная блокада, организован теракт, нарушивший подачу электроэнергии.
Большая часть гражданских и военных активистов, представителей СМИ и культуры на Украине являются русскоязычными. Их информационная активность направлена на изменение политического строя в России, демонтаж которого рассматривается либо как основа для безопасности Украины, либо как самостоятельная ценность. В условиях этнической близости, зачастую однородности населения Украины и России, многочисленных родственных связей, идеологическое противостояние приобретает особо опасный характер, малейшие успехи киевских властей будут использованы и используются для антиправительственной пропаганды в России.
Другим важным аспектом информационного противоборства в рамках «гибридной войны» на Украине является планомерная интернационализация украинского кризиса властями США и ЕС[iii].
Одним из важнейших факторов успеха для нынешних властей Украины стала международная поддержка, ограничившая законное применение силы президентом Януковичем. После успешного государственного переворота ЕС и США продолжили усилия по легитимизации захвата власти и содействовали установлению террористического режима. В этих условиях Украина выступает не как государство-субъект, а как поле боя и инструмент проведения внешнеполитических интересов третьей стороны, внешняя и внутренняя политика Украины по сути определяются не её властями, а международными институтами и американскими советниками.
Принципиально важен для определения характера конфликта на Украине тот факт, что ни одна из участвующих в конфликте сторон в действительности не обладает достаточной легитимностью. Нынешнее руководство Украины пришло к власти в результате государственного переворота. Выборы президента и парламента были проведены с грубейшими нарушениями и могут быть признаны недействительными, а боевые действия на Донбассе ведутся на основании указа № 405/2014 от 14 апреля 2014 г. незаконно занявшего пост и.о. президента Украины А.В. Турчинова. Однако ДНР и ЛНР также не хватает легитимности, слабым местом их положения является отсутствие международного признания.
Суверенная Украина фактически прекратила своё существование в феврале 2014 года в результате государственного переворота. При этом пришедшая к власти группа лиц использовала и продолжает использовать в борьбе террористические методы.
Перспективы развития конфликта на Украине
Международная обстановка заставляет предположить, что конфликт России со странами Запада будет носить долгосрочный характер. В этих условиях можно ожидать углубления и расширения противостояния на Украине. В этой связи показательны недавние действия по блокаде Крыма.
В условиях обострения внешнеполитической и внутренней обстановки, связанной с электоральными циклами в России и США, значительно вырастают риски и эффективность информационной борьбы. Удачные информационные кампании и психологические операции могут привести к значительным изменениям во внутриполитическом противостоянии, оказать влияние на результаты выборов.
Эти угрозы требуют изменения российской политики на украинском направлении. После возвращения Крыма она носила преимущественно реактивный характер – строилась в ответ на действия противника, полностью отдавая ему инициативу, была лишена позитивного целеполагания, так как попытка сохранения статус-кво и восстановления «нейтралитета» Украины игнорировала конфронтационную политику Запада и в силу этого была обречена на провал. Напротив, активные действия, подкрепленные информационным сопровождением, последовательно приносили успех – от крымской операции до августовского разгрома ВСУ.
Без перехвата инициативы и перехода к активным действиям во всех предполагаемых «гибридной войной» сферах, в т.ч. традиционной военной, можно прогнозировать дальнейшие неожиданные удары противника, победить которого можно только учитывая и частично используя его же методы комплексного информационно-силового противостояния.
В морально-ценностном отношении кризис на Украине является гражданской войной, борьбой за национальное самосознание, геополитическую идентичность русского народа.
[i] См., например: Кризис на Украине и крымские события 2014: практика информационной войны; Научн. ред. М.М.Янгляева. Ред. кол.: И.А. Николайчук, Н.В.Бондарцева, Е.А.Струкова. Российский институт стратегических исследований. – 2-е изд., испр. и доп. М.: РИСИ, 2015. 628 с.; Николайчук И.А. Политическая медиаметрия. Зарубежные СМИ и безопасность России. Российский институт стратегических исследований. М.: РИСИ, 2015. 230 с.
[ii] См., например: Стент А. Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2015. 464 с.; Голос Америки. Анджела Стент о России и Украине. Известный эксперт дала интервью «Голосу Америки». 1.11.2014. http://www.golos-ameriki.ru/content/angela-stent-about-russia-ukraine/2504195.html
[iii] О механизме интернационализации конфликтов в практике США см., например: Гоним В. Революция 2.0: Документальный роман. СПб.: Лениздат, Команда А, 2012. 352 с.; Сургуладзе В.Ш. Методология «демократических» переворотов: египетский пример // Проблемы национальной стратегии. № 5 2015. С. 260–267.
| 
