|
Sozidatel.org Новый антирусский фронт
Вы спрашиваете,
где я его обнаружил?.. Не поверите – в сфере литературы. Казалось бы, мировые
(в том числе и отечественные) русофобы, не добив до конца постперестроечную
Россию, не в силах помешать её медленному подъёму, избрали верное направление
смертельного удара – Православие. И направили весь свой арсенал средств против
него. Оказалось, резерв был оставлен. Часть его обратили на ту сферу русского
творческого духа, где русские творцы были вне мировой конкуренции – на русскую
художественную литературу. Невероятно, но факт. Пусть это отвлекающий манёвр,
однако, самый малый успех русофобов здесь будет воспринят как наше
ощутимое поражение.
Движение
засадного подразделения того резерва я заметил в интервью переводчицы
современной украинской литературы на русский язык Е.Мариничевой «Украинской
правде. Жизнь». В одном из ответов на вопросы, Мариничева, сравнивая
зрелую русскую литературу с недавно запетой украинской, отдала предпочтение
второй. Сия пылко либеральствующая дама уже была мне известна по её
прямо-таки материнской защите украиника Кононенко, которого вначале изгнали из
Библиотеки украинской литературы в Москве за его патологическое пристрастие к
массовому завозу в РФ русофобских писаний, затем выставили из России – за
то же.
Собственный опыт, умноженный известным мне коллективным мнением литераторов и
читателей, препятствовал восприятию, как истины, мнение переводчицы. Но
может быть я, шапочно знакомый с современной украинской литературой, ошибаюсь в
её оценках? Не представлялось возможным тут же, по горячему следу,
перечитать даже избранное (указанное переводчицей) из той книжной горы, что
набросали за последние 20 лет бесцензурные труженики пера,
незалежного (наконец-то!) от влияния русской литературы. Тут надо верить
интервьюируемой или не верить. Но на одной вере далеко не уедешь.
Необходимо исследование писательской продукции. Нужны ответы на ключевые
вопросы. Скажем, возможен ли вообще взлёт литературы там, где
литературный язык не разработан? Чем является современная мова –
заключённым в государственные границы собранием местных говоров?
Наречием? Или уже это оформившийся язык многомиллионного народа,
способный к яркому литературному творчеству и через него – к выработке
канонического языка литературы, значит, языка просвещённого общества?
Переводчица даёт понять, что украинская литературная мова сегодня – это
бурлящая, жадно поглощающая заимствования из многих языков стихия,
в которой норма и антинорма не определены; они возникают, как проекты, и тут же
уничтожают друг друга под рукой даже одного автора. Но можно ли к этой стихии
применить определение «литературная»? Если нет, то на выходе получается
нелитературная литература. О каком качестве тогда допустимо говорить?
Почти во всех славянских языках человеческая речь называется словом, созвучным
с русским: язык. Только у белорусов и украинцев – мова. Отчего так? Что
за слово такое – мова? У древних русов его не было – ни в Киеве, ни в
Новгороде, ни в Суздале, ни в Полоцке, нигде. В польском языке есть слово
mówi`c (мувич) – говорить (по-укр. – мовити). Напрашивается вывод, мова – это
говор того русского люда, который оказался напрямую или через Вильнюс под
властью польской короны и, приспосабливаясь к «йензыку» новых хозяев (и у них
язык), постепенно отходил от норм общего русского языка, который выработался в
устных областных редакциях к 14 веку, а в письменной форме был ещё более
унифицирован. А под Польшей находились Белая Русь и Украина полностью или
частично до конца 18 века. Польское же культурное влияние на Малороссию и
Галицию имеет ещё большую историю. Что касается русской речи в ощущении
исторического единства восточных славян, то она или в реальности или в качестве
фантомной тени оставалась русским (руским, русьским) языком. На нём продолжали
говорить те, кому не приходилось ни «мовить», ни «шпрехать», ни «пурлекать».
Наоборот, русским словом после 1814 года стали называть самое посещаемое
народное заведение во Франции. Высокая мировая литература, называемая
русской (по сути, она – общерусская), могла возникнуть только на общем языке
просвещённого слоя большого народа. Такая литература, по определению, не могла
быть создана на говорах(!). Она по силам, повторяю, только укоренившимся,
разработанным языкам. Эта абсолютная истина.
Бывшие «заключённые» пресловутой «тюрьмы народов» на все лады обыгрывают
сейчас тему жестокого и непреклонного «тюремщика». Разумеется, таковым
называется Россия, и в естественном облике жестокой империи, и под
обманчивой маской СССР. Чаще всего ей предъявляются «счета» за силовую
ассимиляцию беззащитных туземцев окраин. В вину русскоязычной центральной
власти ставятся запреты инородческому населению использовать родной язык
вне родного дома – в присутственных местах и казённых учебных
заведениях (искажение истины, о чём я подробно писал в сочинении
«Зависимая Россия»).
Наибольшей активностью в таком сочинительстве отличаются борцы за
«возрождение мовы». Правда, непонятно что «возрождать» южнее хутора
Михайловского. Киевско-полтавскую форму малороссийского наречия,
сделавшего «Энеидой» Котляревского заявку на отдельную от
общерусского литературного языка литературную норму южной части
единой Руси? Или галицкого диалекта, в котором, по словам гетмана
Скоропадского, «на пять слов четыре – польского или немецкого происхождения»? И
почему «возрождать»? Названные диалекты достались суверенным украинцам на
стадиях их развития. Приданию им литературных форм занимались признанные
писатели (назову для примера Марко Вовчок и Ивана Франко).
Унификация двух разительно отличных диалектов, в результате чего возникла
«едына литэратурна украйинська мова», произошла уже при советской власти.
Причём, тон задавали не столько местные культуртрегеры, сколько заочные
«учителя-будители» из Торонто и Мюнхена. Последних отличала языковая
архаика рутенов, как называли русинов-галичан их венские хозяева. В
творческой спешке исправлялись под «галицкий стандарт» в первую очередь старые
классики (малороссы Поднепровья, в большинстве своём). Самому Великому
Кобзарю приписали заголовок «Заповит» к известному стихотворению, хотя
такого слова выходец из киевской глубинки, скорее всего, и не слышал. У него,
его рукой – «Завищание».
Новые «титаны возрождения» решительно стали переписывать на
«справжню укрийинську мову» и заблудшего, видимо, в своей несомненной
гениальности И. Франко. Ибо родился он рутеном в прикарпатском селе и овладеть
смог только местным говором. Потом были у него и немецкая гимназия, и
польский университет. Следовательно, познать всю глубину родной
мовы дома не имел возможности. И наделал в своих литературных трудах массу
ошибок - заметили его младшие современники и потомки, из тех
«титанов». Добро бы грешил только полонизмами и германизмами. Так нет, сыпал
русизмами, что хуже всякого греха заимствования. И где только набрался?
Известно, из книжек русских писателей. Хотя русскую литературу идеолог
русофобии Вартовый назвал «шматом гнилой колбасы», И. Франко «гнили» не
заметил. Глотал с аппетитом.
Политическая независимость Украины от России, вопреки ожиданиям
сторонников очень «окремой» литературы, на пользу мове не пошла. В
казённых стенах, под бдительным оком идеологов, на ней ещё изъясняются кое-как.
Вне этих стен предпочтение отдаётся «языку оккупантов», точнее его крайне
обеднённой форме, примитивной балачке, которой, вспомните, владел през. Кучма.
Воителям за чистоту «соловьиной речи» приходится объяснять этот досадный факт
проклятым прошлым, дважды имперским. Шаманить, вызывая духов «окрэмости»,
приходится под выборочные цитаты из Валуева, ибо других сравнительно веских
примеров запрета мовы нет. Преобладание русской речи стало
закономерным явлением многонационального государства.
Мы, русские, странные оккупанты! Мову, при всех кознях Валуевых, так и не
запретили. Более того, подняли её «планку» от наречия до отдельного языка,
опередив в этом многие цивилизованные страны. Да, признавать самостоятельность
современной украинской мовы за рубежом не торопятся.
После обретения Украиной «незалежности», в её вузовские центры началось
паломничество зарубежных студентов-русистов. Те бросились на свеженькое, чем
показалась им украинская литературная форма. Перспективным для молодых
кандидатов в учёные выглядел издалека появившийся в Европе, как бы
ниоткуда, новый литературный язык. Однако все кафедры Европы и Америки, к
которым были прикреплены любознательные студенты, не засчитали им выбранный
предмет как второй славянский язык. Обескураженные пилигримы вынуждены были
переучиваться с украинской мовы на признанные славянские языки. Филологическое
паломничество в «мовнозаповедный» Львов и др. культурные центры новоявленной
миру страны прекратилось враз. Ибо западные лингвисты не признали ни
киевско-полтавскую, ни галицко-торонто-мюнхенскую литературную форму славянским
языком, отдельным от русского. По их мнению, государственным языком на Украине
является русский язык в его украинской литературной форме.
Так что же получается, если принять на веру открытие Е. Мариничевой, что «украинская
литература шагнула дальше русской». А получается нечто непонятное:
литература на русском языке шагнула дальше литературы на… русском языке (?).
Правда, Елена с женской непоследовательностью как бы обесценивает
этот «шаг», добавляет, что украинской литературе не хватает зрелости.
Так, может быть, ей следовало бы сначала созреть, як кавун на городi,
прежде чем лезть поперед батька?
Так может быть современная украинская литература не что иное, как русская
литература, творимая скромными гениями художественного слова, лишь
ряжёными под переводчиков? Вроде нашей Елены Мариничевой, которая, делая
вид, что переводит с мовы, лишь для отвода глаз поглядывает в украинский
оригинал. Сама она неосторожно проговаривается, дескать, готовит в издательствах
почву для того или иного произведения. Там мало кто разбирает по-украински.
Доверие признанной переводчице с малоизвестного, экзотического языка (некоего
русско-польско-немецко-тюркско-английского эсперанто) в определённых цехах по
производству бестселлеров должно быть абсолютно полным. Никто из издателей не
интересуется истинными побудительными мотивами примелькавшейся дамы, которая
вдруг начинает им настойчиво звонить, убеждать, что «в Украине появился новый
потрясающий писатель, и его надо хватать, переводить, публиковать». И
действительно, при достижении согласия, через какое-то время появляется,
скажем, очередной украинский роман, но на русском языке. За ним охотится
русский читатель, заранее перевозбуждённый СМИ, в которых идёт «раскрутка»
очередного «дальше шагающего», по гласному мнению «переводчицы», шедевра.
А в это время где-нибудь в Киеве другой охотник до чтения, но уже на мове,
вздыхает и жалуется: «Всё-таки права была мама: читать на украинском нечего…»
(Н. Талалай, Chascor, 22.02.10). Вот такие загадки. А для меня не загадки. Я
услышал первый выстрел с того фронта: украинская литература шагнула дальше
русской. То ли мы ещё услышим?!
Сергей Сокуров для Sozidatel.org
Источник http://sozidatel.org/obchestvo/2016-novyj-antirusskij-front.html |
